Мышонок. Ромка

    Девять, десять, одиннадцать… с последним ударом часов парк, мигнув огнями, вздрогнул от хлопка.  Все исчезли, и Ромка остался один. Казалось, ничего не изменилось, и он медленно пошел по дорожке парка. Постепенно все вокруг начало погружаться в плотный белый туман, сквозь который сначала просвечивали размытые огни города, потом заснеженный лес.

    Чем дальше, тем больше дорога, по которой шел Ромка, становилась похожа на коридор, окруженный белым холодом пустоты и тишины. Чтобы не сойти с нее, не потеряться в монотонном однообразии – не забыть, куда и зачем идет, он крепко сжимал в кулаке ключ и начинал разговаривать с Мышонком, представляя ее рядом. Но однажды холод одиночества и сомнения проникли слишком глубоко, закрыв собой уверенность в то, что этот путь все же должен закончиться. Без сил Ромка опустился на обочину дороги и свернулся калачиком.
— Ромка! Ты ведь слышишь меня? — Донеслось откуда-то издалека. – У нас Рождество, и бабушка сказала, что в полночь небеса открываются и исполняются все светлые желания. Я загадала, чтобы добрый ангел помог тебе в дороге.
Ключ, который Ромка все время сжимал в кулаке, стал теплым, как доверчивая ладошка Мышонка.
— Ты ведь идешь, да? Я так сильно жду тебя!
Он знал, что слезы не украшают мужчину, но вокруг никого не было, и он дал им волю.
    Сколько времени прошло с тех пор, Ромка уже не помнил. Он все шел, шел, шел… пока вдруг не увидел горбатую старушку в старомодной шляпке с отвислыми полями, сидевшую на лавочке, и не остановился от неожиданности.
— Ну, чего стоишь? В ногах правды нет. – Закрыв книгу, которую только что читала, она пригласила сесть рядом.
Старушка молчала и, глядя в сторону, не мешала Ромке украдкой разглядывать себя. Если бы не худоба и длинное пальто, она была бы похожа на добрую морщинистую черепаху, какую рисуют на детских картинках.
— Интересная? – Прервав затянувшееся молчание, спросил Ромка.
— Что?
— Книжка, которую вы читали.
— Ах, да, — спохватилась она. – Это твоя жизнь. Но сейчас ведь нет смысла ее читать, согласен?
— Эта книга про меня? Значит, вы знаете, чем все закончится?
— Тут об этом никто не знает, скиталец, — увидев колебания в глазах Ромки, бросила старушка. – Самому придется постараться.
— Тогда, что мне делать дальше?
— Что-что, опять за рыбу деньги – все расскажи да покажи, — всплеснув руками, усмехнулась старушка. – Вспомни, когда пришло время покинуть землю, тебя предупредили, что вернуться обратно к родным – невозможно. Потому все ушедшие и начинают новую жизнь. Но есть такие, как ты, скитальцы – вас, каждого по своей причине, тянет назад. И по пальцам перечесть тех, кому Жизнь дала шанс вернуться обратно.
— У меня есть ключ, — начал Ромка торопливо.
— Да-да, — перебила старушка. – И тебе нужна дверь.
— Вы знаете, где она?
— Да. – И, увидев вспыхнувшую в мальчишке надежду, покачала головой. – Не спеши, малец. Ты уже однажды уходил, оставив любимых, но гораздо больнее будет узнать, что, возможно, тебя уже никто не ждет. Ты точно хочешь этого?
Ромка, замерев на мгновение, молча кивнул головой.
— Мышонок – твоя дверь.
— А ключ зачем, что мне с ним делать? – Растеряно держа его в руке, спросил Ромка.
— Да ни «зачем»! Ты думал, здесь будет дверь под лестницей, как в «Буратино»? Тоже мне, умник. – Сухо рассмеялась она. – Ладно, не серчай на старуху.
Просмеявшись и вытерев глаза длинным узким шарфом, небрежно повязанным вокруг тощей шеи, она продолжила уже серьезно.
— Позови ее так, как вы разговаривали раньше. Откликнется – твое счастье, не откликнется – что выросло…
Ромка глубоко вздохнул, выдохнул и закрыл глаза: «Мышонок, ты слышишь меня?» Старушка внимательно смотрела на ключ, который он по привычке сжимал в кулаке. «Как ты там? У тебя все хорошо?» — Вслушиваясь в себя, он слышал лишь учащающийся стук собственного сердца. «Мышонок, ты помнишь меня, это я, Ромка?» — он в отчаянии открыл глаза и увидел доброе улыбающееся лицо старухи.
— Все, милок, здесь закончилась твоя дорожка, — она взяла в свою сухую руку его кулак, только что сжимавший ключ.
«Ромка, это ты? Где ты? Ты вернулся?» — Услышал он радостный голос Полины.
     Старушка взяла тонкую трость, стоявшую у лавочки. Подняв ее над собой острием вверх, открыла зонт. И пошел снег. Как из ведра. Большие теплые снежинки, сложенные из ажурного узора секунд, отсчитывали время до новой жизни, белой стеной отделяя ее от Ромки. Хлопок и старушка осталась одна. Она закрыла зонт и снег прекратился. От ее глубокого вдоха сквозь прорези в пальто раскрылись два крыла.
— Вот и ладушки.